Александрина Мерецкая: «Самое страшное для меня — перестать слышать время»

Интервью с актрисой Драмтеатра
Астраханский драматический театр удивляет все больше и больше. И постановками, и актерами. Совсем недавно отгремела премьера «Братьев Карамазовых», а на театральном фестивале «Липецкие театральные встречи» спектакль уже получил несколько наград. Одна из них досталась Александрине Мерецкой — за ее мужскую роль! Это событие стало прекрасным поводом, чтобы наконец познакомиться лично, а заодно расспросить актрису о творчестве, театре и ярких событиях этого года. Читайте в нашем интервью.
— Кем вы хотели стать в детстве?
— Я сначала хотела водить троллейбус. Будто точно знала, что никак иначе. В принципе люблю машины, трассу и дальние поездки. А потом у меня появилось ощущение, что хочу быть кем-то творческим. Я выросла совсем в простой семье, поначалу и не знала, что есть актрисы и поэты. И вот, помню, стою я маленькая в переполненном автобусе (тогда в них все стояли, как прижатые селедки), и мне в голову внезапно пришли стихи, будто кто-то их нашептывал. Испугалась тогда. Потом балериной хотела быть. Но у меня нет никакой растяжки, да еще и плоскостопие. Максимум, на что я была способна, так это русские народные танцы, которые мне не нравились. Потом гимнастикой хотела заниматься. Пришли тренера выбирать подходящих, и меня, конечно же, не взяли (смеется). Я тогда сильно разозлилась, поэтому решила, что непременно сяду на шпагат и научусь делать мостик. Стала ходить к 6 утра на гимнастику. И научилась! А потом попала в детскую театральную студию — и все! Мой первый педагог, заслуженный артист России — Вадим Станиславович Решетников. Для меня это мастер и великий человек. Он говорил: «В театр попадают, как под трамвай».
— В одном из интервью вы сказали: «Для меня каждый театр — это возможность чему-то научиться». А чему-то уже успели научиться в Астраханской «Драме»?
— Пожалуй, да. Стала более смелой. Перестала оборачиваться назад, проверять, оценивают ли меня. Может, конечно, это связано с возрастом. Когда тебе не 16, и ты вдруг понимаешь ценность своей позиции — это тебя окрыляет. И ты уже не обращаешь внимание на мнения, которые с твоим не перекликаются. Ведь если посмотреть вперед, то будет столько же людей, которые говорят: «Да!»
— Как складываются ваши отношения с остальной труппой? И вообще, в театре можно и нужно дружить?
— У нас в труппе коллегиально-уважительные отношения. На репетициях тоже все в порядке. Театр, он ведь как и любой другой коллектив. Кто-то кому-то нравится, или не нравится — это нормально. Но главное, здесь никто никому не вредит. Конечно, с какой-то частью труппы я сошлась больше, как подобное к подобному, с другой — меньше. Но в целом, все хорошо!
— Вы много лет прожили в Сибири. Как вам Астрахань – не только в плане погоды? Где здесь ловите вдохновение?
— Везде ловлю. Я очень люблю гулять по Астрахани. Выхожу в 3 часа дня и возвращаюсь домой в 10 вечера, если нет репетиций. Не знаю, как объяснить, но астраханский воздух — это запах моего детства. И счастливого ощущения, будто ты снова идешь голодный после школы, по темноте и в холоде. Доходишь до дома, а тебя там встречают мама с сестрой, и борщ! И здесь это странное и теплое ощущение я часто ловлю. Пожалуй, так не было ни в одном городе. Даже в моем родном Омске. В Астрахани другой воздух.
Я узнала, что этот город — малая родина Велимира Хлебникова. Многое мне стало понятно. Против Хлебникова была его семья и друзья. Но он продолжал гнуть свою линию: «А я так слышу и вижу. И никому ничего не должен». Меня это очень-очень вдохновило. Здесь открывается моя душа.
А еще, когда выходишь из театра и видишь перед собой храм, то сразу становится хорошо. Даже не позволяешь себе при его виде грустить.
— Посещаете ли вы другие астраханские театры, или музеи, концерты… У вас есть увлечения, помимо театра?
— Да, конечно! Посетила дом-музей Велимира Хлебникова. Мне попался чудесный экскурсовод Александр Александрович (Мамаев — прим.), который еще больше влюбил меня в это пространство. В ТЮЗе была на спектакле «Маугли». Ребята — супер-молодцы! Невероятная, сложная хореография! В зале ахали от удивления: «Он сейчас упадет!». Была и в театре кукол. В оперном театре тоже была. Мне безумно понравился балет «Le pari». С удовольствием еще раз сходила бы.
— В спектакле «Братья Карамазовы» у вас была необычная для девушки роль. Как вживались в свой мужской персонаж? Это для вас первый подобный опыт?
— Нет, подобный опыт у меня уже был. Я играла в «Двенадцатой ночи» в Томске Виолу и ее брата. Переодевалась. Но здесь режиссер сказал, чтобы вообще не думала о том, что я мужчина. Ведь я не мужчина (смеется). Дело же было в другом. Алеша, по мнению Александра Огарева (режиссер драмтеатра — прим.) — это чувствительный образ. И эту чувствительность невозможно искусственно насадить. Поэтому играть должна женщина. Единственное, стала следить за тем, как двигаюсь. Садиться как мужчина, например. После спектакля всегда рада отзывам зрителей, ведь они находят время для выражения своего мнения об игре. И мне написали: «Даже на несколько секунд показалось, что передо мной парень!»
— В этой постановке вам пришлось и потанцевать, и владение боевыми искусствами продемонстрировать. Какие таланты были с вами до этой роли, а что пришлось открывать в себе во время репетиций?
— К каждой роли я подхожу с таким посылом: чему бы еще научиться? Только так. Иначе я не понимаю смысла в своей профессии. Бедные мои тренера! Такие терпеливые! Я ведь не очень гибкий ученик. По сути, ничего такого значимого с нунчаками не делала. Практически ничего. Но я путала и право, и лево, хотя за рулем у меня таких путаниц никогда не бывает. Мне было очень сложно, такой кровью все далось! И преподаватель по айкидо Юрий Николаевич, который со мной занимался, и Андрей, обучающий меня каратэ — они меня поражали постоянно и вдохновляли. При этом они такие простые в общении.
Анастасия Кадрулева учила меня танцевальным движениям. И здесь я тоже безумно долго все запоминала. Знаю, у меня есть плюс — я хорошо присваиваю полученное потом. Если меня спросить через год — все повторю. Но учу очень долго. Анастасия тоже маниакально, но со спокойствием и пониманием, все объясняла. Подробно, часами я учила два прихлопа и три притопа. Они для меня все великие люди! Любят свою профессию. Я постоянно повторяла все движения в репетициях, выходила во двор с нунчаками и палками. Занималась круглыми сутками. Иногда со слезами на глазах, иногда — голодная и не выспавшаяся. Но мне важно было сделать все качественно. Люди к нам приходят на спектакль, и они не виноваты, что я такая долгая на запоминания. Как классно сказала моя подруга-актриса: «Мы же сфера услуг». Поэтому нечего нос задирать, и надо предоставлять услуги по высшему разряду. Я не имею право выходить на сцену с невыученной партитурой.
— Видели много отзывов по итогам премьеры – в основном все сходятся в мысли, что Достоевский на сцене Драмы прозвучал свежо и по-новому. А вы как видите? Вообще классику играть сложнее для актера? В чем особенности?
— Я вообще не знаю, что значит это слово «классика». Наверное, это то, что написано очень давно, о чем люди еще не забыли?! Но для меня театр, если он не живой, не сегодняшний, то это не театр. То есть я как зритель (а я очень простой зритель) очень хочу смеяться, плакать, поразмыслить по поводу жизни, как я живу и что делаю. Поэтому современный материал или классика всегда должны быть сегодняшними. Иначе никак. И когда люди говорят, что это не классика, меня это всегда триггерит: «Откуда вы знаете, ведь вы не жили 100 лет назад». Или когда некоторые говорят, что это не Достоевский, неужели он сам лично об этом сказал: «Нет, это не я!» (смеется). Идеи живые, именно поэтому текст не пропал за 100 лет, он продолжает трогать. А дальше уже дело художника-режиссера, как он это видит и расшифровывает. И еще, как у него это в душе отзывается. Огарев — он очень витальный. У него всегда все идет к свету, даже через ад, но всегда к свету. У него нет ни одного спектакля, когда везде все плохо и нет надежды. Часто при разборе Александр апеллирует такими понятиями, как Господь, ангелы, демоны.
— Кстати, на 37-м театральном фестивале «Липецкие театральные встречи» «Братья Карамазовы» получили несколько наград. В том числе и вы — «За блестящее воплощение идеала христианского милосердия и общечеловеческого великодушия в образе Алексея Карамазова». Расскажите, что для вас значит эта награда?
— Да, причем получила диплом от молодежного жюри. Я была просто в счастье. Для меня самое страшное перестать слышать время. И когда это случится, тогда надо уходить из профессии. Поэтому получить такую награду от молодежной комиссии дорогого стоит. Спектакль же, в первую очередь, для них, для сегодняшних. Поэтому когда молодежь приходит в театр, я учусь у них, за ними смотрю. У них есть главное — время, которое они приносят с собой. К тому же, молодые люди совсем другие по энергетике. И да, я очень рада такой формулировке в дипломе. Не люблю пафоса и высоких фраз, но тем не менее у Алеши Карамазова я сама учусь, как жить. И жюри это тоже увидело. Значит, я не сошла с ума, и режиссер тоже. У меня получилось воплотить ту идею, которую закладывал наш режиссер. Для меня важно, что я играю. Чтобы это было конкретно, несмотря на то, что это нельзя потрогать руками. Иногда начинаю злиться, но останавливаю себя в личном диалоге: «Играешь ты сейчас Алешу и злишься? Прекрасно!» (улыбается). Мне вообще кажется, что к этой роли я шла все свои 20 с лишним лет, что в профессии. Хотя казалось бы, в ней не так много слов. Но если на сегодняшний день все свои роли собрать — это все в Алеше есть. Хотя было много-много истерик. А у меня обычно, если все получается, то коллеги в курсе, так же как и в обратном случае. В этой роли мне расти и расти еще. Бездна.
— Про себя вы говорите: «Я артистка, которая всех видит в зале». Уверены, у вас сложилось свое представление об астраханском зрителе. Так какой он? Есть что-то, что отличает его, скажем, от Томского или Краснодарского – там вы тоже работали.
— Везде есть люди, которые приходят в театр отдыхать. Есть тот, кто приходит работать душой. В принципе, по началу спектакля у астраханских зрителей я видела в глазах небольшое недоверие. Но дружелюбное. В начале всегда все присматриваются. Но отторжения нет. Я наблюдала это на спектаклях «Вдох-выдох», «Спасите Леньку», «День города Nь». Астраханские зрители более открытые и менее испорченные искусством. Если нравится, то нравится. Все честно.
— Каждая роль для вас – это новый экзамен, новое открытие или нечто другое?
— Только так. Я называю нас исследователями. Мы исследуем души, мотивировки, поступки. И конечно, новая роль — это новая химическая смесь. Вот с ней опыты и ставишь. Конечно, новое открываешь в себе, в первую очередь, и в жизни. Я пока не докопаюсь до глубины, с места не сдвинусь. По-другому я не понимаю. Детектив буквально — работа над новой ролью.
— Расскажите, какая астраханская постановка с вашим участием сильнее на вас повлияла и в чем?
— Больше всего «Братья Карамазовы». Меня часто спрашивают, какая роль самая любимая. И я точно могу сказать, что они все равноценные. Алёша просто вне списка. К нему нужен был другой ключ. К этой роли невозможно было подходить с обычной стороны. Его образ диктует совсем другое существование. Для меня все для этой роли сошлось — именно сейчас и в этом месте.
— Другой спектакль, «Вдох-выдох», проходит в театральном подвале, на площадке «Имаджинариум». Зрители совсем близко от вас. Это каким-то образом влияет на вашу игру, на ваше внутреннее состояние? И чем малая площадка отличается от главной сцены, в вашем понимании?
— Я обожаю, когда зритель очень близко. Здесь тебе нечем закрыться. Что наработал, то и получай. И обмен энергиями, и отклик в глазах… и когда я вижу, как у женщин меняются глаза — хочется летать от этого всего. Точнее, я и летаю! Такая камерность влияет в том плане, что еще более внимательной становишься. Если на большой сцене важно не торопиться и делать паузы, то здесь попроще — можно говорить, как в жизни, и острее нюансы передавать. Ведь видны глаза. Мне кажется — и может, я ошибаюсь, но театр большой формы — это что-то уже не сегодняшнее. Я за спектакли на малой сцене.
— А в спектакле «День города Nь» зрители вообще оказываются в разных пространствах! Расскажите об этой работе.
— Всегда удивляюсь Александру Огареву. Как к нему эти идеи приходят! Он нашел гениальный ключ к этой новелле, где я играю мать, потерявшую сына. Это не бытовая история, это Греция. Когда зритель становится не просто зрителем, а богами демиургами. Я им говорю: «Посмотрите, как я уничтожена. Верните мне мою любовь. Ведь сын — это не просто сын, это умение любить». Да, я не вижу глаз зрителей, мешает дым, в том числе, но и воспринимаю их по-другому.
— У вас есть какая-то заветная актерская мечта? Кого мечтали бы сыграть?
— Даже не знаю. Точно никогда не хотела играть Джульетту. Единственное, ни разу не играла в чистом виде древнегреческую трагедию. Но и не была к этому готова. Не знаю, готова ли сейчас… Однако все чаще об этом задумываюсь. Кстати, по молодости очень любила играть бабушек — это всегда интересно.
— Благодарю за ответы и встречу!
— И я благодарю, с удовольствием на них отвечала.
Беседовала Малика Родина