Артист «Драмы» о роли-мечте и остальном

13 февраля заслуженный артист России Валерий Штепин отмечает юбилей — любимцу публики исполняется 60 лет. Большую часть из них он посвятил сцене, став одним из ведущих актеров Астраханского драмтеатра.

Сегодня мы вспоминаем интервью 2016 года, в котором Валерий Николаевич рассказывает молодым журналистам о себе, о профессии и, конечно, о театре. 

– На сайте драмтеатра сказано, что вы склонны к театральным экспериментам. В чем это выражается?

– По большей части это относится к моей режиссерской деятельности. Я преподаю в Астраханском колледже культуры сценическое движение и стараюсь экспериментировать со студентами – например, ставить пластические спектакли. Когда было больше свободного времени, делал экспериментальные спектакли и в ТЮЗе, и в драмтеатре. А в актерском амплуа особо не поэкспериментируешь: режиссер ставит задачу, и мы обязаны ее выполнить. Конечно, можно что-то предлагать, а режиссер будет это отвергать или принимать. Но лично я живу по принципу «Отвергая – предлагай».

– Как преподаватель вы работаете с молодыми людьми, которые грезят об актерской карьере. Узнаете ли вы в них себя в этом возрасте или нынешняя театральная молодежь совсем другая?

– К сожалению, нет, себя я в них не узнаю. Не секрет, что сейчас везде наблюдается некая студенческая расхлябанность, эдакий наплыв студентов-пофигистов. Все мои знакомые педагоги это отмечают. Нет авторитетов, уважения, даже элементарной пунктуальности. Я в молодости, например, специально ставил часы на 15 минут вперед, чтобы никуда не опаздывать. Так и жил с пятнадцатиминутным опережением. Потом постепенно сокращал этот отрезок, и к среднему возрасту уже стал дисциплинированным. Хотя казусы, конечно, тоже случались…

– Например?

– Однажды, когда еще работал у Кочеткова (Юрий Кочетков – художественный руководитель ТЮЗа, народный артист РФ. – Ред.), я просто перепутал расписание и приехал, когда коллеги уже отыграли первый акт. Меня жестоко наказали – понизили на целую ставку, – и это стало для меня уроком. Я же, в отличие от своего персонажа в пьесе «Как боги», врать совершенно не умею – на лице все написано. Ребята мне советовали: «Да скажи, мол, что мотоцикл сломался, потому и опоздал!» Но я честно во всем признался. Через полгода меня, правда, восстановили в должности за самостоятельно поставленный спектакль.

– Вы говорите, что у современной студенческой молодежи нет авторитетов. А кто был авторитетом для студента Штепина? Насколько нам известно, вы учились у Сергея Гиппиуса, племянника поэтессы Зинаиды Гиппиус?

– Да, мне посчастливилось быть учеником Сергея Васильевича во Владивостоке, в Дальневосточном педагогическом институте искусств. По молодости фамилия Гиппиус мне ни о чем не говорила. И вот наш курс разделился на две части: большинство ломились к нему, а нас – тех, кто не пошли к Гиппиусу – осталось всего семеро. Вот Сергей Васильевич и говорит: «Что же там за семь борзых ребят, которые ко мне не идут? Что это за люди, которые мне не докучают?» Пришел на нас посмотреть. И вот волею судеб я к нему попал. Он был просто потрясающий экспериментатор, интеллигентнейший человек. Его девизу – «Эмоции делают нас» – я стараюсь следовать по жизни. Потому что безэмоционального актера просто не может быть.

– А как режиссер вы тоже чем-то обязаны Гиппиусу?

– Конечно! Именно Гиппиус заронил в меня режиссерское зерно. Однажды он мне так и сказал: «Как актера я тебя принял – теперь ты интересен мне как режиссер». И уже в весеннюю сессию на первом курсе я, помимо актерского отрывка, сдавал режиссерский экзамен. Хотя у первокурсников такая «многостаночность» не допускалась. Я не претендую на лавры великого режиссера, но кое-что ставлю. Особенно люблю сказки. Если есть возможность подарить детям волшебство, это просто счастье.

– Наверное, это сложно – работать перед юной публикой?

– Да, с ними действительно сложнее. Вам любой актер и режиссер скажет, что перед детьми нужно играть в несколько раз честнее и правдивее, чем перед взрослыми, потому что дети чувствуют фальшь.

– Вообще насколько тяжело актерам в наше время?

– Очень тяжело, приходится буквально выживать. Кризис ведь всех коснулся. Хотя актерские зарплаты всегда были маленькие. Если кто-то мечтает стать артистом, о больших гонорарах пусть даже и не помышляет. У столичных коллег в этом плане больше возможностей. Помню, как-то приезжаю в Питер к своему приятелю – он мне жалуется: вот, мол, денег совсем нет… А я вижу объявление: через четыре дня запись в Гостином дворе, оплата – 90 рублей (по советским меркам неплохие деньги). Говорю: «Ты чего не идешь?» – он что-то неубедительное отвечает. Актеру надо жить по принципу «Волка ноги кормят»!

– Журналисту тоже!

– (Смеется) Но меня работа всегда сама находит. Иногда жена говорит: «Надо бы тебе что-то дополнительное поискать». А я отвечаю: нет, сейчас не надо. Я как плод: зрею-зрею, а когда его срывают, он такой вкусный… И действительно, в нужное время получаю какое-то интересное предложение.

– У вас есть несколько работ в кино. Расскажите о них поподробнее.

– Да, такой опыт был, но все это несерьезно. Из недавнего – эпизоды в «Дне выборов – 2», но там остался только маленький кусочек с моим участием. Несколько лет назад снимался в сериале «Хозяйка тайги». Здесь уже смог своего персонажа (бандита по кличке Цыган. – Ред.) более-менее детально проработать: все-таки в четыре серии вошел. Многое уже стерлось из памяти, конечно… Помню, что обслуживание и оснащение было на высшем уровне: съемки шли в низовьях Волги, так за нами по два часа ездили на катере с горячим супчиком, чтобы накормить, а режиссер все время кричал, что надо снимать, и мы вновь уплывали голодные. (Смеется.) Съемки, конечно, тяжелые были: по 12 часов без перерыва, ночные смены, огромные лиманские комары… Москвичам, бедным, там было особенно трудно. Но все работали и терпели. Кино – это вообще абсолютно другой вид искусства. Там тебе дают текст, ты его моментально учишь – и вперед! Много разного рода «обманок» и приемчиков. Например, в театре в сценах с драками у актеров нет абсолютно никакой защиты, в кино же тебя в нее наряжают с ног до головы. А эти взрывающиеся пакетики с «кровью»! Или вот еще что запомнилось: когда в кадре была автоматная очередь, каждую камышинку из 120 заранее начиняли пиротехникой, чтобы ровно «резало», – все по миллиметру высчитывали!

– Остается ли у вас какая-то роль-мечта, которую вам пока не предложили?

– Есть мечта, правда уже перегоревшая – после моих многочисленных «прозрачных» намеков худруку (на тот момент Станислав Таюшев — Ред.). Я хотел сыграть короля Лира, но Станислав Владимирович говорит, что видит меня в Ричарде III. Еще, помнится, мечтал сыграть Воланда… Правда, это была очень давняя задумка Юрия Владимировича Кочеткова – поставить «Мастера и Маргариту». Тоже не осуществилась…

– А какая роль из уже сыгранных вам наиболее дорога?

– Самая первая. Я был студентом второго курса и однажды пришел на репетицию в театр. Вдруг на моих глазах на носилках выносят актера, у которого случился сердечный приступ. Говорят: «Кто есть? Никого из актеров не можем взять, все заняты, а там полный зал!» Все меня подбадривают: «Давай, сынок, не бойся!», режиссер говорит: «Мне не нужен точный текст – говори по смыслу». Я не знал спектакля, никогда не смотрел его, но мне мгновенно приклеили усы, надели трусы и носки – и попал я в вытрезвитель в «А поутру они проснулись» Шукшина. Ощущение было, как будто висишь над пропастью, а актеры держат тебя, не давая упасть… Незабываемо, конечно. Ну, еще по молодости нравилось играть Петю Трофимова из «Вишневого сада». Из последних ролей любимым стал Леонид в «Как боги»; до этого были Франсуа в «Ужине с дураком», Менахем в «Поминальной молитве». А вообще, я всех своих персонажей люблю. Не будешь любить – роль не получится.

– Вы настоящий человек-оркестр: играете на четырех музыкальных инструментах. Используете ли эти навыки в своей работе?

– Не то чтобы играю – я слухач. Да, чуть-чуть владею гитарой (у нас ее на первом курсе преподавали), но музыкальную грамоту знаю на базе трех классов. Пришлось освоить гармошку – два месяца пиликал, домашние с ума сходили. (Смеется.) Для спектакля «Соловьиная ночь» выучил две вещи на аккордеоне. Ну, еще балалайка на гитарном строе и фано – видите, уже пять инструментов выходит! (Улыбается.) Помню, гармошку-двухрядку специально для меня покупали; тогда еще была жива Татьяна Ионова (заведующая музыкальной частью драмтеатра. – Ред.), помогала мне осваивать музыкальные инструменты. Если для роли что-то нужно, ты и с медведем пойдешь обниматься, и в лошади спать будешь, как Ди Каприо!

– А петь тоже приходится?

– У нас в театре многие поют: Юля Даютова, Виолетта Власенко, Павел Ондрин, Александр Ишутин – в общем, труппа музыкальная. Но я не певец, голос у меня не певческий, и я свои недостатки знаю. Всегда старался как-то увильнуть от вокальных занятий, считая, что мне это не нужно. Но в итоге по роду деятельности все равно где-то приходится петь. Когда у нас шла «Смерть Тарелкина», пел весь театр, причем под живой оркестр. Так что иногда «похулиганить» и я могу.

– В Астрахани вы живете уже больше тридцати лет. Тяжело ли было привыкать к нашему городу после Дальнего Востока?

– Да, поначалу мне здесь было непросто… Как только приехал, сразу же столкнулся с бесцеремонностью астраханцев. Помню, на дворе 1983 год, еду я в троллейбусе в шляпе и длинном пыльнике, и все пассажиры как один буквально разглядывают меня с ног до головы! Когда мне в том же году друзья из Владивостока подарили тропическую форму моряков, уверен, я стал первым в Астрахани, кто надел шорты. И в таком виде пошел с мамой на Большие Исады… Можете представить, чего я там наслушался? А сначала думал: Астрахань – это же меньше полутора тысяч километров до Москвы, значит почти столица, столичные нравы… Куда там! Даже музыка, которую я привез, здесь появилась только через три года.

– Что это была за музыка?

– Джаз-рок, тяжелый рок – вот это мое. Люблю слушать такие старые тяжелые вещи. Но и из современных коллективов попадаются интересные. Например, группа «Расмус».

– Давайте продолжим разговор о ваших увлечениях. Вы по-прежнему занимаетесь автотуризмом?

– Разумеется. Могу, например, просто сесть ночью с семьей в автомобиль и уехать в степь поглядеть на звезды. Зимой иногда просто так, без особой надобности, ездим на дачу. Все удивляются: что там зимой делать? На снежок любоваться! Дорога снимает стресс. Когда выходишь на трассу – это непередаваемое ощущение. Там другие правила, там нет полов – все одинаковые, все водители. Хотя, правда, иногда такие барышни попадаются, что ставят под угрозу и свою, и чужие жизни…

– Именно барышни? То есть, по-вашему, сексистские шутки про женщин за рулем имеют под собой основание?

– Конечно! Я однажды видел, как девушка красила ресницы на светофоре! Поправила зеркало и начала – мол, всё, меня не трогать, я занята. Я говорю жене: «Это чего? Она красится, что ли?! Аня, она красит ресницы!» А жена так спокойно говорит: «Ну и что? Она ведь женщина». Той уже сигналят со всех сторон, народ же нервный! А она все красится…

– А за пределы области вы часто выезжаете на машине?

– Да, я вообще очень легкий на подъем. Пару лет назад мы как-то сорвались в Волгоград на байкер-шоу. Невероятное было зрелище! А однажды сидим с братом в кафе, и он предлагает навестить его дочку в Харабалях. Я говорю: «Легко! Берем палатку и едем, чтобы потом на Ахтубе отдохнуть». За прошлое лето я намотал около 10 тысяч километров: съездили на море, вернулись, поехали в Харабали, а за четыре дня до конца отпуска еще отправились в Архыз. Там тоже на месте не сидели. В день проезжали по 250 километров – нужно же везде успеть!

– Следующий вопрос как раз по поводу «везде успеть». В нашем городе вы успели поработать в трех театрах: ТЮЗе, кукольном, но остановились все-таки на «драме». Почему?

– Основной причиной перехода в драмтеатр стало то, что, как мне кажется, я уже вырос из «тюзовских штанишек» и могу играть не просто зайчиков и лисичек, а серьезные драматические роли. Мне сразу говорили, что я драмовский, но волею судеб я сначала попал в ТЮЗ и очень этому рад: ТЮЗ – замечательная школа. Я застал еще то время, когда там в один день утром игрались спектакли для детей, а вечером уже показывались юношеские или взрослые. Такое «перепрыгивание» из образа в образ за очень короткое время – серьезный урок. А кукольников я вообще зауважал: попробуйте-ка часик с поднятыми ручками простоять! Плюс владение куклами – это целое искусство. Я, конечно, знал, что есть планшетные, тростевые, стационарные куклы, но как-то особо не вникал в это. И выбрал себе стационарную, которую, оказывается, ни один кукольник добровольно не возьмет. У нее всего две функции: ручки вверх-вниз и глазками моргает. Владимир Фёдорович Долгополов (художественный руководитель кукольного театра с 1987 г. по 2014 г., заслуженный деятель искусств РФ. – Ред.) мне потом говорил, что я ее оживил… В общем, неохваченным у меня остался только Театр оперы и балета! (Смеется.)

– Не планируете покорить и его?

– Нет уж. Знаете, есть такой старый анекдот. Пациент говорит доктору: «У меня тут болит, и вот тут еще, и здесь…» Доктор ему отвечает: «А вы поезжайте на грязелечение». Пациент: «Неужели поможет?» Доктор: «Да нет, просто к земле пора привыкать». (Смеется.) Вот и мне уже пора… осесть. Хотя, если Спилберг позовет сниматься… Я подумаю!

Беседовали юнкоры студии «Талантвилль» Анна МАКАРОВА и Илина РАХИМОВА.
В рамках цикла занятий на тему «Интервью: подготовка, правила, профессиональные трудности». Педагог-руководитель: журналист Анна Кочергина.

Досье

Валерий Николаевич Штепин

Родился 13 февраля 1959 г. в Грозном. Через некоторое время семья Штепиных переехала в Дальнегорск (Приморская область). В 1976 г. поступил во Владивостокский Дальневосточный педагогический институт искусств, работал в Приморском краевом ТЮЗе. В 1983 г. переехал в Астрахань, где работал в ТЮЗе (16 лет), кукольном театре (один сезон). В 1999 г. окончательно перешел в драмтеатр, где работает до сих пор. Сегодня задействован в таких спектаклях, как «Очень простая история» М. Ладо, «Как боги» Ю. Полякова, «№ 13» Р. Куни, «Ужин с дураком» Ф. Вебера, «Мышеловка» А. Кристи, «Игроки» Н.В. Гоголя, «Контракт, или Месье заплатит за всё!» И. Жамиака, «Проделки Ханумы» А. Цагарели и др.

Заслуженный артист РФ (2010).

Женат, есть сын.