Десять шагов к премьере. Секреты мастерства от Алексея Матвеева
В стенах Астраханской «Драмы»
Чтобы проследить тернистый путь режиссера от самой задумки спектакля до ее реализации, мы отправились к Алексею Матвееву. Режиссер Астраханского драмтеатра и главный постановщик «Имаджинариума» поделился с нами (и с вами) своими секретами.
Наш суперблиц в 10 шагов…
Что такое вообще творческий человек? Это совокупность данных: голос, внутренний мир, профессиональные навыки…
Здесь тоже своя совокупность данных. Идея о новой постановке не приходит спонтанно. А происходит примерно так: покрутил, перечитал, походил, поспал, подумал и вдруг… где-то назревает щелчок: именно этот автор должен быть поставлен здесь! Можно сравнить с кулинарией, где блюдо до своей полной готовности проходит несколько поочередных этапов: тушится, варится, постепенно назревает что-то и вот! Оно готово, можно садиться и пробовать.
Выбрать материал — это только первый шаг — теперь начинается его детальное рассмотрение: как сделать сцену, создать фразу, собрать, соединить, смонтировать, отшлифовать образ и т.д.
В среднем, два месяца уходит на всю подготовку, чтобы уже выйти на зрителя и представить спектакль. На самом деле, это длинный путь, который режиссер проходит вместе с актерским составом. Репетиции идут по 3 часа, у нас около 40 репетиционных точек на первый акт и столько же – на второй. А всего перед постановкой проводится около 80 репетиций.
Актер должен не просто произнести текст, не просто сыграть или изобразить, а прочувствовать своего персонажа, понять его, стать им, чтобы прожить эту сцену. Здесь невозможно и даже запрещено фальшивить: всем это будет заметно, даже если моргнет глаз. «Cцена» в Imaginarium расположена близко к зрителю, потому и запахи слышны. Здесь актер «обнажен», а режиссер не имеет права лукавить.
Я бы сказал, что это происходит по волшебству, но это не так. Выбор пьесы и выбор актера – процесс болезненный. Если ошибиться, то спектакль просто не получится. Как говорится, если нет Гамлета, то и нет смысла ставить «Гамлета». Словом, выбор актера имеет столь же высокую роль, какую режиссер отдает самой постановке.
Но есть режиссерское решение — его собственное видение персонажа, которое бывает связано с определенным риском. Правда, в моей практике такого еще не было. Скажем, я бы не стал на роль Тартюфа ставить актера с лицом мальчика или вообще женщину. Я иду традиционным путем. Психотехника актера, его внутренняя природа должны быть максимально близки персонажу, чтобы первый перевоплотился на сцене во второго.
Я глубоко убежден, что амплуа – это гибель для актера. Благодаря театральным экспериментам можно выходить за границы своего сложившегося образа, открывая новое в себе.
Когда начинается распределение ролей, я очень серьезно влюбляюсь во всех исполнителей. Среди них нет любимчиков. Можно сказать, что я влюбляюсь в тот образ, который воплощает соединение актера и персонажа в данной постановке.
А после спектакля все возвращается на круги своя, в будни, где актер, уйдя со сцены, снова становится самим собой. Кстати, я никогда не повышаю голос во время репетиций, потому что сам вышел из этого цеха и знаю не понаслышке, что работа актера капризна и тяжела.
Режиссерское мышление отличается от актерского — первый думает буквально обо всем, каждой детали уделяется внимание, даже если она (деталь) появится во время постановки буквально на доли секунды. С костюмерами мы решаем, какой персонаж во что будет одет (тут и цвет, и покрой – все имеет смысл!), в мастерской работам над декорациями, с дизайнерами — над анимацией, если таковая имеется.
Я раньше об этом никогда не рассказывал, но есть у меня, как у режиссера, своя традиция. Перед премьерой я выхожу на сцену и, начиная от пола, с помощью постукиваний, похлопываний, подмигиваний и всяческих других манипуляций пропитываюсь аурой сценической площадки – на удачу.
Я всегда произношу актерскому составу свое самое главное пожелание – чтобы они испытали удовольствие от встречи со зрителем. Если внутри нет этого кайфа, ничего не получится.